— Ну и что, Мыкола? Все равно немцы нас за комуняк(большевиков) принимают, несмотря на добровольную сдачу.. — Справа сидело двое в форме красноармейцев, и криво улыбались, смотря на меня. Посмотрев на радиста, спросил:
— Что за чмошники?
— Кто товарищ капитан? Извините, не понял!
— Эти двое, кто такие?
— А, предатели – к немцам переметнулись. Сдались, а те их в сарае заперли, вот и злобствуют. Один вроде украинец, другой наш русский, по говору из Рязани, — так как мы оба были контужены, то говорили громко. Предатели, с интересом прислушивавшиеся к нашему разговору, недовольно заворчали.
— Ниче, и на нашей улице будет праздник. У немцев порядок. Попили нашей кровушки, хватит. Поступим к ним на службу, мы сами возьмем свое. Все, что у отца советы забрали, все вернем, — слушать этот бред мне надоело, и я спросил у Молчунова:
— Остальные где? — радист, молча, показал глазами в угол. Повернув голову, увидел двоих в комбинезонах. Лиц различить не смог, поэтому спросил:
— Кто?
— Истомин. Его придавило кузовом, когда перевернулся бронетранспортер.
— Жаль парня. С остальными что?
— Немцы злыми были. Осокину еще и руку сломали, когда ногами били. Старшина до сих пор в сознание не пришел. Врач, когда нас осматривал, сказал, что у него контузия, когда старшина очнется, он не знает.
— Что за врач? Из наших?
— Да, товарищ капитан, военнопленный.
— Эти давно здесь?
— Когда нас принесли, они уже были.
Похоже, наши громкие переговоры, были услышаны часовым. Дверь со скрипом открылась, и в сарай вошли три немца. Один из них был офицером СС в звании штандартенфюрера. Ого, целый полковник нас посетил. Интересом, осмотрев меня, он сказал солдатам на немецком языке:
— Офицера ко мне в кабинет, — после чего вышел наружу. Послышался звук запускаемого двигателя и, шурша покрышками, машина удалилась. Странно, что я не расслышал шум двигателя подъехавшей машины, наверное на заглушенном моторе прикатились, вот и не слышал.
— Вставай, русская свинья.
Меня подхватили под локти и волоком вытащили наружу. Как ни странно обращались со мной довольно неплохо. Держа за плечи, терпеливо ждали, когда у меня закончится головокружение. Откуда-то справа подошел невысокий худощавый мужчина лет сорока, в нашей форме и грязном когда-то белом халате с чемоданчиком. Чуть сзади его сопровождал немецкий солдат.
— Ну что же они вас так резко подняли. Осторожно нужно. Осторожно, — открыв чемоданчик, он достал пузырек с прозрачной жидкостью, и, смочив марлю, ткнул ей мне поднос. От запаха нашатыря меня чуть не стошнило, но голова просветлела. Убедившись, что я более-менее в порядке, врач кивнул немцам. Те осторожно повели меня по улице, направляясь в сторону площади, где меня подбили. Идя по улице, удовлетворительно смотрел на раздавленную и уничтоженную технику. Немцы, почувствовав мое настроение, больно сжали руки. По улице ходили солдаты и местные жители. Вдруг откуда-то справа выскочила старуха со злым лицом, и заорала, что я уничтожил ее огород, и разнес весь двор. Нагнувшись, она зачерпнула свежую коровью лепешку, и швырнула ее в меня. Попала. Коровьи экскременты стали стекать по лицу. Немецким солдатам, державшим меня, это не понравилось, им тоже досталось. Поэтому они стали гнать ее от меня, не отпуская рук. Сразу обнаружилось, что конвоиров больше, чем я думал. Со спины показалось еще два солдата и стали шугать старуху. Но та, вывернувшись, успела подбежать ко мне и плюнуть в лицо. Увернуться я не смог из-за державших меня солдат. Похоже, что это им понравилось, но старуху они все-таки отогнали. Постаравшись вытереть лицо о плечи, я продолжал идти вместе с конвоирами к площади. Бабка двигалась в отдалении, продолжая выкрикивать угрозы и оскорбления, посмотрев на нее, постарался запомнить, после чего продолжал осматривать проделанную нами работу.
Из-за кунга "Опель-блица" показался корпус моего танка. Уже не моего. Около него суетились несколько ремонтников, восстанавливая гусеницу. Черт, надо было хоть гранату кинуть вовнутрь, чтобы он никому не достался. Хотя там оставалось очень мало снарядов для детонации. Подходя к дверям трехэтажного здания, в окна которого я выпустил несколько бронебойных снарядов, обернулся, бросив последний взгляд на мой бывший танк.
В кабинет я так и зашел испачканным коровьим г…м лицом. Штандартенфюрер с улыбкой смотрел, пока меня сажали на стул. Конвоиры вышли из кабинета. Достав, из великолепного портсигара папиросу, штандартенфюрер закурил. После чего спросил, на плохом русском:
— Ну как вам гостеприимство местных жителей?
— Так себе. Остается желать лучшего, — ответил я на немецком языке, что заставило немца удивленно приподнять брови.
— О, ваше произношение великолепно. Для русского просто отлично!
— О, герр штандартенфюрер, вы мне льстите. Позвольте представиться. Вацлав Швед, служу в полку "Бранденбург". Во шве моих галифе вы найдете мой опознавательный знак. В эту группу окруженцев попал совершенно случайно. Позвольте рассказать вам после того, как ваши солдаты достанут код. Сам, извините, не могу, все тело болит.
Разговор со штандартенфюрером затянулся почти на час, после того, как его адъютант ушел пробивать опознавательный код. Мне даже принесли воды в тазике и полотенце, чтобы я мог умыться. Врать мне было привычно. Только сложно было накладывать на недавние события. Не думаю, что он поверил мне, но слушал внимательно.
Поверил он мне или нет, показали дальнейшие события. Меня отвели обратно в сарай.