Сползая юзом в неглубокий кювет, машина, громко ревя на больших оборотах, рванула дальше по полю со сгоревшим урожаем. Мы держали путь на далекий лес, видневшийся в километрах пяти от нас. Воспользовавшись тем, что уже рассвело, стал нормально застегивать немецкую разгрузку. Как только закончил, мне вдруг в лицо попала пригоршня земли. Старшина с матом стал крутить баранку, заставляя машину делать зигзаги. Пристав я закрутил головой, и заметил на горизонте башню танка. Судя по покачиванию, он двигался на нас и стрелял на ходу. Присмотревшись узнал Т-II, ну-ну попробуй на ходу попасть в движущуюся машину. Видимо немецкий командир-танкист это понял, потому я увидел, как башня танка замерла, и на конце тоненького ствола появился огоньки.
— Стой!!! — заорал я старшине. Наводчик наверняка целился по ходу движения машины, но разрывы снарядов прошли метрах в семидесяти от нас. Видимо искривление поля в этом месте, не позволявшее полностью видеть нас спасло и на этот раз. Из-за этого искривления, мы ехали как бы в низине, и немецкие танкисты видели только наши головы, как и мы только их башню танка, выделявшуюся на фоне сгоревшего поля. Но было понятно, что как только они поднимутся повыше на этот мелкий холм, то ехать нам недолго. Пригнувшись под пролетевшей над головой пулеметной очередью, я сказал старшине, который уже набрал приличную скорость машины.
— Федя, до леса надо доехать на максимальной скорости. Через минуту мы будем на его прицеле. Так что гони. Гони!!!
После чего повернувшись к сидящим сзади сказал Осокину, уже закатывающему глаза на бледном лице:
— Терпи, Осокин. Терпи!!! Будем гнать на полную.
Уловив слабый кивок. Посмотрел на шлейф пыли и пепла, тянувшийся за нами. Теперь понятно, как немцы засекли нас. Я повернулся к старшине, который похоже уже выжал из машины все что смог. Еще минуты три, и мы уйдем из зоны прямого выстрела.
Обернувшись к преследующему нас танку, стал всматриваться на заметно отставшего немца. Его уже было видно полностью. И только сейчас, я заметил десант сидящий на его броне, и как раз спрыгивающий с остановившегося танка. Заметив его остановку, тут же заорал:
— Уходи в сторону!!!
От стрелявшего в нас танка, до нас было уже километра два. Что затрудняло стрельбу, но врезающиеся в землю снаряды заметно нервировали нас. Машина вырвалась из сплошных разрывов и скрылась с вида немецких танкистов за деревьями леса. Приказав старшине сбросить скорость и внимательно смотреть за дорогой, прокладываемой по опушке леса. Стал вспоминать стрельбу немцев. Странно, такое впечатление, что по нам стрелял не танк, а мелкокалиберная зенитная пушка. Вроде тех, что мы расстреляли на въезде в село. То, что немецкие танкисты из пушки Т-II, смогут стрелять таким темпом я не верил. У Т-II в обойме только по десять снарядов, а по нам прошлись очередью не меньше тридцати. Видно были еще подобные танки, которые я не заметил.
С хрустом продираясь через заросли мелкого кустарника, машина, ревя двигателем выехала на небольшую поляну. Приказав старшине остановиться, приказал:
— Пятиминутный передых. Федя, насколько мы удалились от села?
— Километров двадцать будет, товарищ капитан!
Да, если считать что тот лесок мы проскочили насквозь за пять минут. И по новому полю минут через двадцать въехали уже в настоящий лес, то где-то так и выходило.
— Осмотри машину на повреждения. После того ада из которого мы вырвались, наверняка появились пробоины.
Повернувшись к пассажирам сзади, спросил:
— Как вы?
— Осокин сознание потерял минут десять назад, товарищ капитан. Почти сразу, как въехали в лес.
— Ясно, осмотри его. А я вокруг пробегусь.
Сделав круг по лесу, и обнаружив заросшую лесную дорогу, которой давно никто не пользовался, вернулся к машине.
Старшина с радистом возились с Осокиным. Оказывается езда под огнем не прошла даром, довольно крупный осколок впился рядовому в бок и сейчас мои бойцы пытались помочь раненому. Старшина как раз разрывал белую ткань, обнаруженную в багажнике отделения, и стал обматывать Осокина этим импровизированным бинтом.
Держа карабин наготове отслеживал обстановку вокруг, слушая бормотания старшины обследовавшего ранение Осокина. Не знаю, как он смог с такой раной доехать с нами сюда, но мы помочь ничем не могли, кроме как наложить повязку. Слишком много крови потерял Осокин. Через несколько минут, так и не приходя в сознание, он умер. Закрыв Осокину глаза, услышал всхлипывающие звуки сбоку. Повернувшись к радисту, закрывшему лицо ладонями, мягко сказал, положив руку на сотрясавшиеся в рыданиях плечо:
— Он умер, Саша. Его уже не вернешь. Но мы отомстим за него немцам. Ты слышишь, Саш? Отомстим! — мой голос по мере разговора все повышался и повышался.
— Немцы запомнят этот день на всю жизнь.
После чего повернувшись к стоящему рядом старшине, сказал:
— Пора ехать. Погоня может быть близко. Парня похороним позже. Кстати, как машина?
— Да что ей будет, железке! — махнул рукой старшина.
— Радиатор пробит. Я залепил его смолой обнаруженной в багажнике и долил из канистры с водой. Удивительно, но колеса целые, ни одно не пробито. Еще есть полная канистра с бензином. Эх, таких парней потеряли. Истомин, Осокин, а я ведь даже не знал, откуда они.
— Федя, пора ехать!
— Да, товарищ капитан, сейчас, — сказал старшина опустив голову, как будто прощался. Встряхнувшись, он сел за руль и спросил куда ехать.
Радист снова сел рядом с Осокиным. Крепко держа карабин, я показывал старшине, как выехать на заброшенную дорогу.