Четвертое измерение - Страница 51

— Товарищ майор, часовыми обнаружен советский катер, подошедший к нашему берегу, — и наклонившись к уху, что-то зашептал ему. Пока они переговаривались, быстро осмотрелся. В блиндаже присутствовало восемь человек, связисты, командиры и политработник, в звании политрука. Спокойно отойдя от входной двери, подошел к майору. Вытянувшись, сказал:

— Капитан Михайлов, личный порученец генерала армии Жукова.

Судя по вытянувшимся лицам майора и других командиров, такого, от неизвестного оборванного капитана, они не ожидали.

— Майор Гаранин, командир сто четвертого стрелкового полка, восьмой дивизии, — озадаченно представился майор. Вслед за ним представились остальные.

— Политрук Волгин, исполняющий обязанности замполита полка.

— Капитан Романов, начальник штаба.

— Старший лейтенант Карасев, командир второго батальона.

— Лейтенант Сусанин, командир взвода связи, — представился последним щупленький лейтенант, с очками на покрытом веснушками лице.

— Товарищ капитан, а что с вами случилось?

Удивление майора было понятно, порученцы в таком виде не ходили. Комбинезон я скинул еще пред встречей с девушками, и хождение в форме по лесу не способствовало его виду, так как оно и так было не в лучшем состоянии.

Назваться порученцем генерала меня заставило ощущение, что если на них не надавить, то ничего я не добьюсь. Поэтому, сделав властное лицо и уверенно окинув взглядом помещение блиндажа. Я присел за стол, сколоченный из досок, и сказал, повернувшись к начштабу:

— Бумагу и карандаш, капитан, — взяв протянутый листок и новенький химический карандаш, стал составлять донесение. Но тут вышел из оцепенения молчащий политрук, и спросил, вкрадчивым голосом:

— Товарищ капитан, а можно ваши документы посмотреть?

Бросив на него жесткий взгляд, я сказал, тяжело роняя слова:

— У меня их нет, политрук. Выполняя задание Георгия Константиновича, я попал в окружение в районе Борисова…

Судя по виду политработника он уже представлял у себя на груди новенький орден за пойманного шпиона.

В это время дверца входа отворилась, и в блиндаж вошел командир, с малиновыми петлицами. Стряхнув снятую фуражку, он повернулся к нам. Понятно, особист. Судя по лейтенантским кубрикам, сержант госбезопасности.

— О, у нас гости?

Что-то знакомое было в этом особисте. Быстро прокрутив память Шведа, я узнал в нем Андрея Серебровского, сына белого генерала, также немецкого диверсанта. Глядя на него, я прокручивал в голове свои действия. Андрей в это время, с улыбкой окинув взглядом помещение, подошел к майору, и сев рядом, с интересом посмотрел на меня.

— Привет, — кивнул я ему, и добавил:

— Давно не виделись. Товарищ майор, мы тут с лейтенантом пошепчемся. Не возражаете?

— Нет, не возражаю! — похоже, связываться с всесильным НКВД майор побоялся. Остальные тоже промолчали. Мы с Андреем вышли из блиндажа и отойдя на сотню метров тихо заговорили:

— Каким ветром тебя занесло сюда, Вацлав?

— Попутным, Андрей, попутным, — мы говорили очень тихо, стоя близко друг к другу, чтобы никто не услышал.

Пришлось немало потрудиться головой, чтобы объясниться с Серебровским. Он легко съел информацию, что я иду в виде пятой колонны на Могилев, помогать немецким дивизиям, захватить город. И также мне легко удалось договориться о подтверждении им моего статуса порученца Жукова, якобы мы встречались раньше в штабе фронта. Вернувшись в блиндаж, Андрей веско сказал свое слово о том, что я действительно порученец генерала, и более геройского командира ему встречать еще не приходилось. После Серебровского взял слово я. Сначала сообщил о тяжелом положении окруженных в Могилеве советских дивизий. После чего, объяснив присутствующим командирам о том, что мой катер идет в город, попросил помочь некоторыми необходимыми окруженным дивизиям боеприпасами, продовольствием, медикаментами и прочим имуществом, выложив полный список перед майором.

…

— Осторожно грузи. Да тихо ты, — слышался громкий шепот боцмана, когда таскавшие ящики бойцы, гремели чем-нибудь тяжелым. Подойдя к орудийной башне, я заглянул внутрь, и спросил у Суркова, хорошо видного из-за света включенных плафонов внутреннего освещения башни:

— Сколько снарядов загрузили на катер, старшина?

— Два полных БК – один в трюме, другим дополняю использованный боезапас, товарищ капитан.

— Хорошо, работай.

Подойдя к тихо матерящемуся боцману, сказал:

— Через десять минут отходим. Готовьтесь.

— Да нас так нагрузили, товарищ капитан, что мы днищем будем везде дно цеплять.

— Не ворчи, боцман, а готовься.

— Хорошо, товарищ капитан.

Сбежав по сделанным саперами мостикам на берег, я подошел к группе командиров, тихо переговаривающихся между собой. Отведя в сторону Андрея, спросил его:

— Плоты эти, откуда они?

— А, тут переправилась группа бойцов, бежавших из лагеря, так это их плоты.

— Где они?

— Да по законам военного времени, за сдачу врагу в плен, поставили к стенке. Хе-хе, сам командовал расстрельной командой.

Сжав крепко челюсти, я тихо спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно:

— Всех расстреляли?

— Почти всех. Как ни возражал майор, я быстро подвел всех под измену.

— Почти всех? Кто-то выжил?

— Нет, никто не выжил. Нескольких не успели расстрелять, сами сдохли. А чего это ты так ими заинтересовался?

— Надо было выяснить, как они сбежали из плена, — ответил я честно. И, попрощавшись с ним, я по мосткам взбежал на катер.