Бронекатер, стоящий у самого берега завораживал своей красотой. Присмотревшись к артиллерийской башне стоявшей впереди, опознал в ней прототип башни танка Т-34. Хмыкнув, по доскам используемым как трап, поднялся на палубу катера.
— Есть кто живой? Выходи, свои!
Вдруг услышал, что где-то внизу заколотили чем-то железным, и раздались крики о помощи. Быстро нашел крышку люка, в которую кто-то долбил снизу. Откинув ломик, которым она была заклинена, открыл люк и отскочил в сторону, держа карабин наготове. Из люка сипло кашляя и матерясь, вылезли три моряка в тельняшках, с обмотанными какими-то тряпками лицами.
— Там еще двое, вылезти не могут, — хрипло выдохнул один из них, срывая повязку, лет под сорок пять с седыми усами. Подойдя к люку, увидел еще двоих лежащих внизу и не подающих признаков жизни. Закинув карабин за плечо, быстро спустился вниз. В нос сразу ударил запах выхлопных газов и бензина. Подхватив одного из матросов, подал его наверх. Чьи-то руки подхватили матроса и вытянули наверх. Подав последнего, вылез на палубу, и откашлявшись, спросил:
— Что здесь произошло?
— Вы кто? — хмуро спросил усатый.
— Капитан Михайлов, бывший командир танковой группы, — козырять не стал из-за отсутствия головного убора.
— Главстаршина… Михайлов. Боцман.
— Так что тут произошло?
— Никитин, сукин сын, матрос-рулевой, запер нас в машинном отсеке, когда мы ремонтировали дизель и пошел сдаваться к немцам. Кулак недобитый.
— Давно? — спросил я, посмотрев на часы.
— Да где-то минут сорок назад!
— Дизеля целы? Двигаться можете?
— Да, норма. В порядке.
— Я за своими, и к вам. Дождетесь?
— Дождемся, товарищ командир, — упоминание о командире натолкнуло меня спросить:
— А где ваш командир?
— Погиб. Утром, внезапно налетел мессер, и пулеметами… — главстаршина махнул рукой.
— И лейтенанта и полэкипажа, как корова языком слизнула.
— Ладно, потом дорасскажешь! Готовьтесь к выходу.
Сбоку закашлялись, посмотрев на одного из очнувшихся матросов, которого только что полили забортной водой, громко топая по трапу, побежал за своими.
До нашей стоянки было где-то километра полтора. И поэтому я немного заплутал, пропустив лагерь левее. Сориентировавшись, я все-таки попал куда надо. Отозвавшись на окрик старшины, подошел к стоянке. Окинув всех взглядом, сказал, прищурившись от солнечных лучей, падавших на лицо.
— Нашел наших, — посмотрев на спавшего радиста, добавил:
— Там у берега бронекатер стоит, нужно торопиться. Вот-вот подойдут немцы. Так что, бегом!
Быстро собравшись, и разбудив Молчунова, мы со всей возможной поспешностью направились к катеру.
— Вещи сюда складывайте, — показывал главстаршина, остальные матросы готовили катер к выходу.
— Товарищ капитан, матрос Газелин не отошел от отравления, надо бы посмотреть, — сказал боцман, кивнув на медработников.
— Сержант, — окликнул я Марьину, помогавшей спуститься внутрь катера Молчунову. Радист стал совсем плох, похоже до этого он держался на одной силе воли и, очутившись в более-менее спокойной обстановке, расклеился.
— Тут пострадавшего матроса надо посмотреть.
— Иду, — подав стоявшему внизу бойцу радиста, она, схватив одну на двоих с Ивановой санитарную сумку побежала на нос катера, где лежал пострадавший от угарного газа моряк. Другой матрос, хлопотавший около пострадавшего от отравления, оставив его на попечении Марьиной, бросился помогать остальному экипажу.
— Боцман!
— Да, товарищ капитан!
— Значит так, командование над катером я на себя не возьму. Я в вашей кухне плохо разбираюсь, командуй ты, а пока пристрой меня куда-нибудь. Вон хотя бы командиром орудия, я воевал на таком, пушку знаю.
— Хорошо, товарищ капитан. У нас как раз расчет побило вместе с командиром.
— Ладно, разберемся. Пойду осваивать орудие. Старшина, ко мне!
Вынырнувший из люка старшина вопросительно посмотрел на меня.
— Значит так, старшина, мы теперь расчет этого орудия. Принимай хозяйство.
Осмотрев пушку, никаких различий практически не нашли. Пушка оказалась той же ф-34, как и на моих обоих танках, тут даже шлемофоны были. Пока мы с Суриковым осматривали боевую башню, катер, потихоньку порыкивая двигателем, отошел от места стоянки.
— Рулевой, возьми левее, — скомандовал боцман не отрываясь от бинокля.
— Есть взять левее, — отозвался щупленький рулевой.
Откинув крышку башни, я сидя с интересом крутил головой, следя за оживленной возней матросов. Для чего нужна половина из проделанных ими работ, я не понимал. В это время мы на малом ходу вышли из протоки на большую воду Днепра.
— Справа большой катер, — крикнул матрос, находившийся на носу бронекатера.
— К бою, — громко скомандовал, боцман. Плюхнувшись на место наводчика, я захлопнул крышку люка и стал крутить штурвал наводки, направляя ствол орудия на цель, обнаруженную сигнальщиком. Выход на крупные волны Днепра дал мне оценить профессионализм наводчиков бронекатеров. Попасть в цель при пляшущем прицеле очень трудно. То вода в прицеле, то небо, и в этом промежутке иногда мелькала цель.
Через минуту я приноровился. На танках тоже приходилось стрелять на ходу, что ж мне и здесь сплоховать, что ли.
— Стрельба по готовности, — услышал я голос боцмана в наушниках шлемофона.
— Готов! — откликнулся я в ответ. — Суриков, осколочный!
— Готов осколочный! — ответил старшина после лязга затора.
— Огонь, — скомандовал боцман.