Четвертое измерение - Страница 49


К оглавлению

49

Чуть опущенное орудие смотрело в сторону уже начавшей разворачиваться посудины противника. Ветер, дувший им в корму, наконец развернул их знамя, укрепленное на небольшой мачте, что дало мне рассмотреть свастику. Поймав момент, когда наш катер замрет на мгновение, прежде чем опять качнуться в бок, произвел выстрел по катеру противника.

— Рядом легла, — услышал я боцмана.

— Давай еще!

Только после четвертого выстрела, я смог попасть в корму, улепетывающего от нас катера.

— Ах ты бисов сын! — вдруг в динамиках воскликнул боцман.

— Что там? — отозвался я, на матерную тираду боцмана.

— Никитин, су.а. Вот кто их сюда привел. Бейте их, товарищ капитан. Бейте.

— Суриков, осколочный!

— Готово! — после выстрела, услышал радостный вопль боцмана:

— А, молодцы, добили. Они хода лишились. Рулевой, поворот влево. Щас мы их бортовым залпом накроем, — дослушивал я, быстро крутя ручки поворота башни, поворачивая ее вслед за поворотом катера. По остановившемуся катеру, где суетились фигурки людей, ударила пулеметная башня ДШКМ-2Б, установленная на корме. Посмотрев на ее работу, спокойно откинув крышку люка, снова уселся на башне, с интересом глядя на приближающийся, полузатопленный большой катер. Пара матросов вооружившись моим трофейным МГ, держали на прицеле выживших немцев.

— О, смотрите и Никитин живой! — воскликнул из рубки, радостный боцман.

Немцев, после шквального огня двуствольного зенитного ДШК, выжило около десятка, плавающих сейчас вокруг посудины. Самого Никитина я опознал, по матросской куртке. Испуганно оглядываясь на нас, он держась за спасательный круг, судорожно греб к берегу.

— Сдавайтесь. Это, как его? А, хенде хох, — крикнул немцам боцман.

— Боцман, а они тебе нужны? — спросил я однофамильца.

— Да нет вообще-то. Информация разве что!

— Да на хрена они тогда нам сдались!!! Вон офицерик плавает, его и возьмем. Остальных в расход, — после чего достав трофейный карабин, я скомандовал:

— По немецко-фашистским захватчикам! А-агонь!

Матросы с трофейным пулеметом короткими очередями пересекли несколько плавающих голов рядом. Корма подбитого катера полностью ушла под воду. На поверхности остался только нос, за который держалось пара немцев, прося у нас пощады. Прицелившись в крайнего, я выстрелил ему в грудь, второй, тот офицер, смотревший на нас с круглыми от испуга глазами, ждал выстрела. Крикнув, чтобы плыл к нам, и пообещав, что я пальцем его не трону, стал ждать. Матросы подняли из воды мокрого немецкого лейтенанта, связав, оставили на палубе.

— Боцман. Этого, сам не хочешь снять? — кивнул я на Никитина, удалившегося от нас на сотню метров.

— Давай! — отдав ему свой карабин, с интересом, и комментариями, стал следить за отстрелом предателя.

— Мимо. О, почти рядом. Мазила, — дождавшись когда у боцмана кончатся патроны, дал ему запасную обойму.

— На полную. Может все-таки, поближе подойдем, уже сто пятьдесят метров, да и качка еще.

— Томилин. Давай малый вперед!

Жалеть предателя никто не стал. Подойдя к нему поближе, боцман почти в упор всадил в скулящего от страха подонка оставшиеся в карабине три пули.

— Бойцы, пленного на нос катера, — крикнул я матросам, стоящим рядом с пленным офицером. После чего последовал за ними, сказав боцману, что пока допрошу его.

— Ну что он рассказал? — спросил у меня боцман, вытирая лоб грязной тряпкой. Услышав за спиной шум сброшенного в воду тела, я спокойно сказал:

— Смоленск они взяли. Могилев еще держится, но не сегодня-завтра их вышибут. Как смотришь на то чтобы помочь? Да и наш берег еще не весь занят, хотя попытки переправиться были.

— До Смоленска идти часа три. До Могилева ближе. Горючки только полбака, до города хватит, а там встанем, и придем мы туда, когда стемнеет. Вечер же уже. Да и боеприпасов с гулькин нос.

— Старшина..!

— Главстаршина, товарищ капитан!

— Пусть так! — я согласно кивнул головой, продолжив:

— Идем в Могилев. По пути может чем прибарахлимся. Командуй.

— Товарищ капитан, но Могилев же глубоко в тылу у немцев!

— Главстаршина, там в окружении бьются три наши дивизии. Не знаю как ты, а я себе не прощу, если не помогу им. Понял?

— Да, товарищ капитан, понял.

— Нужно избавиться от раненых. Да не смотри ты так на меня. Я в переносном смысле. В Могилев же их не возьмешь. Ладно, идем на наш берег, только осторожно, а то еще наши подстрелят.

Встав на корме около зенитного пулемета, я смотрел на струю воды вырывающуюся из-под кормы нашего бронекатера. Слева была видна удаляющаяся спина мертвого немецкого офицера, плавающая в воде лицом вниз. Я выполнил свое обещание, даже пальцем его не тронул. За меня все сделал здоровенный матрос с симпатичной фамилией Красавчик. Когда он мне представился, я сперва подумал, что он надо мной издевается, однако, спросив боцмана, выяснил, что нет, действительно Красавчик Вадим Вячеславович, старший матрос.

— Товарищ капитан, на берегу видны машины, — услышал я крик боцмана.

— К бою.

От места боя мы успели отдалиться на пару сотню метров, когда боцман в морской бинокль узрел несколько грузовиков на берегу. Противоположный берег, к которому мы так стремились, скрывался вдали за небольшим туманом. Взяв у боцмана бинокль, я всмотрелся в грузовики, которые сразу определил как немецкие. Что-то в них мне сразу не понравилось. Всмотревшись, крикнул, не отрываясь от бинокля:

— Сержанта Марьину ко мне! — мой приказ сразу же предали по цепочке вовнутрь катера.

49